Весенний пациент

В поликлинике толчея. Весна. Капель, солнце и вешний ветерок исправно делают своё дело, обостряя все старые болячки, и вручая людям новые. Старики, намереваясь поправить здоровье к открытию дачного сезона, заполняют больничные коридоры рядом с молодыми, которые нагулявшись нараспашку, встречают весну простудой. Врачи в шутку называют пациентов «подснежниками». Времена года идут своим чередом.

Самая длиннохвостая очередь у дежурного врача. За всё он в ответе: и обследования назначить, и прививки, и больничные раздать. К кабинету неспешно подходит пожилая пара. Занимают очередь. Он щуплый, в брюках и свитере, тоже солидного возраста: такие были в моде лет тридцать назад и, судя по виду, пережили тысячи стирок. Она безразмерная, в цветастой бордовой кофте и в тон ей шапке. Тяжело дыша усаживается на металлический стул, занимая свободное место рядом с собой большой синтетической сумкой на молнии.

— За нами ещё женщина будет, — поясняет пожилая дама в ответ на неодобрительные взгляды соседей по очереди.

Друг с другом супруги не разговаривают, но видно, что они вместе. Так долго вместе, что даже двигаются синхронно. Сели, как по команде, оба кашлянули в кулак. Она молча вынула из сумки сборник кроссвордов и ручку, протянула ему. Он, так же молча, взял, и погрузился в головоломку. Она закрыла глаза. Тягучее время замерло. Дама, похоже, задремала и так бы просидела тихонько без приключений до своей очереди, если б через полчаса не появилась та самая женщина, место которой берегла клетчатая сумка. Женщина в тёмном платье, высокая, стройная, с измождённым лицом и красивыми ещё ухоженными худыми пальцами, которыми без конца теребит шейный платок.  

— Привет. Ты мне заняла, Ниночка? — спрашивает она.

— Да, но перед нами ещё человек семь, и потом мы с Сашей, так что устраивайся поудобнее и готовься ждать, — отвечает сонная дама. — Ты что так долго? Я уж думала не придёшь!

— Дочка позвонила, — расстроено отвечает подруга. — Опять анализы у неё ужасные. Я уж с ней и так, и по-другому — никак мне ей ума в голову не вложить! Говорю ей ехать к Матронушке, Николаю угоднику и Пантилеймону свечи ставить, к бабке идти, ангела хранителя своего просить, а она всё по врачам, да по врачам… Свечки я за здравие её ставлю каждый день, но от меня-то от одной проку мало! Ей надо самой просить! Битый час опять ей втуляла — без толку. Атеистка она, видите ли! Кольке её говорю: «Иди в церковь, проси, спасай жену!», а он огрызается в ответ. Останется, дубина стоеросовая, бобылём с двумя малыми детями на руках. Мне ведь их подсунет, а сам женится опять!

Женщина говорит с досадой, резко, и хоть вполголоса, но в тишине каждый очередник невольно внемлет её печальной истории. Молодёжь засовывает капельки наушников поглубже в уши, и увеличивает громкость. Остальные старательно делают вид, что не слышат, но слышат определённо все. От чужих разговоров в очереди никуда не скрыться.

— Так съезди сама к Матроне, цветов дочке привези и подложи в сумку, — предлагает Нина участливо.

— Была уже сколько раз! И в руки гвоздики отдавала, и тихонько по углам рассовывала — всё ни к чему. Найдёт, ругает меня. Говорит, что зря деньги трачу на всяких попов, лучше б им отдала. На лекарства им не хватает, а бога, мол, его, известное дело, нет. Упирается рогом. Упрямая!

У опоздавшей подруги голос дрожит, того гляди расплачется. Она замолкает, достаёт из сумочки мужской клетчатый носовой платок, прикладывает к мокрым глазам. Нина же с силой пихает супруга локтем в бок со словами:

— Дед, слышь, может поможешь?

Деду явно не по душе такое развитие событий, он молча отмахивается, морщит широкий, изрытый порами, нос, но супруга не отстаёт.

— У меня дед — воцерквлённый атеист. Слыхала про таких? В-о-о-о-т, а они есть. Погляди на него. Экземпляр! В церковь стал ходить раз в неделю, как часы!

— Ты за меня что говоришь? Языка у меня что ль нету? — обиженно отрывается от своего кроссворда дед.

— Страха у тебя нету, наказание моё господне! Я же тебя попросила помочь, ты отмахнулся, — оправдывается жена.

— Так твоё наказание или господне? — поддевает дед.

— Да ну тебя, — обижается жена. — Видишь же — беда у людей. Ты ж её Катьку сызмальства помнишь! Помог бы!

— И что теперь? Я-то тут при чём? — удивляется супруг.

— Но как-то же ты в церковь ходишь без веры? Или уверовал, наконец? — спрашивает супруга с издёвкой.

— Да что ж ты лезешь ко мне всё время с этой церковью! Один раз застукала, так теперь прилипла, как банный лист! — возмущается старик.

— Ох-ох-ох! Можно подумать я с регистраторами не знакома, и мне не расскажут, что ты там раз в неделю, как штык, и при том ни одной записочки не подал, ни одной свечки не купил, ни разу копейку не пожертвовал! Стыдно мне за тебя! Зачем тогда ходишь-то? Может покрестишься уже? Или хоть тридцать рублей на свечку дашь?

Супруги без стеснения выпускают пар громко, забыв о подруге, которая тихо плачет, отвернувшись, и обо всех остальных невольных участниках перебранки. У старика от возмущения раскраснелась неухоженная, покрытая всклокоченными седыми волосками лысина. Жена его тоже уже пурпурная, того гляди взорвётся.

— Тебе бы всё кому-нибудь заплатить, от грехов своих ничтожных откупиться. Сама-то не понимаешь, куда твои тридцать рублей идут? До старости дожила, а ума не нажила! Богу твои тридцать рублей как переправят? По почте небось? И цену-то какую придумали — тридцать! — возмущается старик.

— На содержание прихода пойдут, а батюшка меня перед богом отмолит. И я помолюсь перед иконой, и услышат меня. А как ещё? — уверяет жена.

— То есть ты попросишь, и бог тебя услышит? За тридцать рублей?

— Конечно так. Он же всевидящий и всеслышащий! И тебя видит, жмота, как ты в его церковь с пустыми руками ходишь!

— «Конечно так!» — передразнивает дед. — Тьфу на вас, эгоисток! Если кто-то и есть там, сверху смотрящий, ты со своим нытьём ему точно неинтересна, Королева Шантеклера! Экая важная особа, чтобы тебя сам бог слушал! Если он и есть, то у него таких как ты мильёны, и все ноют: «Помоги, спаси, помилуй!» Он смотрит, как вы попам свои копейки тащите, и плачет там, наверное, горючими слезами! Был бы я богом, обрыдался бы! Придумали — бога подкупать местной валютой!

— Ты? Богом? С чего бы, интересно, тебе им стать?

— А почему нет? Я мужчина, могу себе позволить, — стараясь побольней поддеть супругу, злорадствует дед.

— Кошмар какой! Как ты мысли такие в церковь несёшь, богохульник? — переживает шокированная откровением жена. — Душу-то не продал ли?

— Я? Продал? Ни копейки ни дал, ни взял —  значит не продавал! А вот ты каждый раз душонку свою в авоське несёшь в церковь, как в химчистку, от пятен отмывать! Напакостила, откупилась и чистенькая пошла — очень удобно! — негодует муж. — Ты вот свою душу в тёплое место по сходной цене пристроила, а на мою, увы, нет пока достойного покупателя, а то продал бы, не задумываясь! Хоть пожил на старости, поездил, мир посмотрел, а не по поликлиникам обтирался.

— Ох! — пыхтит жена в изнеможении, и оборачивается к подруге: — Анют, поищи в сумке у меня от давления таблетки, в кармашке. Ты погляди, довёл ведь, сейчас отсюда прямо в больницу увезут!

Подруга послушно роется в сумке приятельницы. Себе тоже достаёт какую-то пилюлю. Обе привычно заглатывают лекарства без воды, на сухую.

— Я тебя довёл? Я? Я сидел, гадал кроссворд, никого не трогал! Ты ко мне примоталась, так что не надо! — не унимается старик.

— Саша, ну остановись, будь умней. Плохо же ей, видишь! — просит подруга.

— А мне хорошо? Мне — всегда хорошо! Я должен в её помоях купаться, а ей, видите ли, плохо!

Старик, похоже, завёлся не на шутку. Хоть таблетки ему не досталось, он, распалённый, готов продолжить свой крестовый поход, но из кабинета выглядывает молодой смуглый врач в зелёном чепце и прерывает битву:

— Вы дадите мне сегодня работать? Отношения выяснять на улицу идите, и там хоть передеритесь! Мне и так приходится с каждым пациентом «сочинение на тему» печатать, а тут ещё вы разорались! Сидеть тут до вечера будете!

Не дожидаясь ответа, он громко захлопывает дверь, показывая решительность своих намерений. На какое-то время в коридоре снова воцаряется тишина, но уже не сонная, а наэлектризованная незавершённой перебранкой, и словно подтверждая это, мерно гудит потолочная лампа. Дама встаёт, тяжёлой походкой бредёт в конец коридора, к кулеру. Возвращается с двумя стаканчиками воды. Один отдаёт подруге, другой — мужу. Тот берёт безропотно, но молча, не благодаря. Выпивает залпом.

— Ну скажи на самом деле, зачем ты туда ходишь? — примирительно просит жена почти шёпотом.

Старик, после долгой паузы, начинает всё же говорить:

— Я подумал, если вдруг представить себе на минуту, что есть там кто-то, типа бога, главный, так вот он точно не занимается просьбами. Он, как президент, должен заведовать стратегическими вопросами: думать про устройство мира, как политические вопросы с богами из других религий решать, делить людей. Ему, главному, не до мелких сошек. А просьбами какие-нибудь депутаты бы занимались, представители, которым положено с народом общаться.

— Ангелы, святые? — уточняет жена.

— Хоть как назови. Представители главного. И где бы они, если б были, вели приём населения? Конечно там, куда большинство ходит канючить и себе выгоду просить! Сидели бы в церкви, и записывали за теми, кого услышат. Логично? — тоже почти шёпотом разъясняет жене дед. — Церкви эти ведь по всему миру, разные, и всегда люди туда ходят просить. Удобно. Попы хитрющие, к этому делу присоседились и обдирают вас, дураков. Они — точно не божьи представители. Если бы был какой настоящий бог, то ему золото-серебро ни к чему. Ему до всех этих золочёных окладов и тридцати рублей пофиг.

— Почему? — шепчет жена.

Старик разворачивается к ней, таращит глаза, стучит рукой себе по лбу и сокрушённо качает головой, показывая своё отношение к её вопросу. Супруга обиженно поджимает губы. Видя это, подруга вмешивается, умоляя:

— Только тихо, не орите, а то нас выгонят отсюда!

— Неужели и ты просить ходишь? — пытается вернуться к разговору жена, но безуспешно.  

Старик мотает головой, показывая, что продолжать беседу не намерен и погружается в кроссворд, не сей раз уже окончательно. Играет желваками, вписывая буквы в клетки с такой силой, что чуть не до дыр рвёт страницы. Супруга же устала, побледнела. Видимо, таблетки начинают действовать и скоро она снова задрёмывает, теперь уже до самой своей очереди.

Как только дама скрывается за дверью кабинета врача, подруга её немедленно обращается к деду:

— Саш, а правда, можешь ты с Катькой моей поговорить? Они в выходные приедут ко мне, и вы приходите. Я постный стол соберу: и капуста своя, и грибочки. Пирогов напеку. Приходите, а?

— Ну что я ей скажу? — спрашивает старик с досадой стуча себя в грудь.

— Вот то, что Нине сейчас говорил: «Если бы они были, то сидели бы в церкви, потому что все туда просить ходят и там удобно высушивать». Пусть хоть пойдёт! Просто придёт в церковь и попросит, как ты, хоть без веры!

— Вряд ли у меня получится. Скажет твоя Катька: «Старый маразматик, чего выдумал», — сомневается дед.

— Ты попробуй! А вдруг согласится! — просит подруга и, получив согласие, устало улыбается и добавляет еле слышно: — Я бы тоже душу отдала. Ей. Чтобы она следующую весну увидела.

 Махоша, апрель 2021 год.

ЕЩЁ ПРОЗА       СТИХИ