БЫТЬ И КАЗАТЬСЯ

Правда №1 (напоказ, с фильтрами)
Я просыпаюсь, открываю глаза и первым делом радуюсь, что жива. Что вижу это осенний утренний почти свет, и если кто-то уберет развешенное на балконе белье, то света станет больше – есть на что надеяться, надеяться на лучшее, надеяться на светлое.
Будильник предательски показывает «рано», спать можно ещё час. Впереди напряженный рабочий день, встречи, люди… Нет. Кошек не обманешь – Серь тут же запрыгивает ко мне под бок, укладывается, принимается петь, громко. Я запускаю пальцы в её шелковистую шерсть. Моешь чашку - думаешь о чашке. Чешешь кошку – думай о кошке.
С тех пор как я стала счастливой обладательницей мягкой тёплой пижамы, без резинок и пуговиц, удобной, похожей на спальный мешок, покидать лежбище стало сложнее – тут уют, которого у меня никогда не было. Кукует компьютер, кукует телефон – сообщают, что кто-то пишет, но я не поддамся. Ответить – утро потерять. До зарядки никаких переползаний с кровати в рабочее кресло быть не должно. Эту ловушка, поглотит кресло, утащат буквы! Не поддаюсь, скидываю себя с кровати
Вырвавшись из пижамы в мир планки, турника, завтрака, воды, фена, зеркала, шкафа, косметики, такси, я запускаю свой день.
«Чёрная стрелка проходит циферблат,
Быстро, как белка, колёсики спешат,
Скачут минуты среди забот и дел,
Идут, идут, идут, иду…» (с)
И я иду, бегу, перемещаюсь в ритме своего времени. И весёлое улыбчивое фото в 32 зуба (при наличии оставшихся 20) прилагается.

Правда №1* (реальность, без фильтров)
Я просыпаюсь, открываю глаза. Чувствую, что это снова со мной происходит. В теле застоялась тяжесть, клеточная боль и неимоверное сожаление от того, что я проснулась. Прервала спасительное время, когда этой тяжести нет, боли нет. Судорожно ищу опору, хоть какой-то подвод, если не для радости, то хотя бы для бытия. Мне больно, значит я жива, я чувствую, мне дан это опыт. Жива живи. Если кто-то уберет развешенное на балконе белье, то света станет больше, мне станет легче. Всем все равно, сколько им не говори, что мне нужен свет – они живут в другом мире, где нет такой нужды в свете, как у меня. Самой бы выбраться на балкон, снять все эти тряпки. Кто должен за меня думать? Кто вообще мне что-то должен?
Ээээй... Стоп. Не заводись. Утро…
Будильник предательски показывает «рано», спать можно ещё час. Спать можно весь день. Однажды я проспала так две недели. Это было лет тридцать назад, и тогда я никому еще ничего не была должна, не знала, что такое диагноз и могла делать всё, что заблагорассудится, а теперь должна: график, встречи, люди. Зачем они все? Всё пустое, всё ни к чему, им только использовать меня, выжать из меня до последней капли всё, что есть, что бы во мне ни было.
Ээээй... Стоп. Не заводись. Утро…
Врач много раз повторяла – не спи, поднимайся, нельзя спать. Я знаю. Я встану. Серь запрыгивает ко мне, начинает урчать, громко, потому что хочет жрать. Кошки честнее людей – она не прикидывается, что любит, не улыбается - она требует еды. Я запускаю пальцы в ее шелковистую шерсть назло – пусть еще потерпит, раз она такая, честная. Моешь чашку- думаешь о чашке. Чешешь кошку – думай о кошке. Ни в чашке, ни в кошке радости не найдено.
Как же спасает эта пижама, похожая на спальный мешок - уют. Дизайнер этого мешка позаботился обо мне больше, чем даже близкие, словно знал, как важны мне будут её (пижамины) прикосновения. Наверное, у него тоже был диагноз. Обаяние пижамы. Я вернусь к тебе вечером. Моя обаятельная, буду думать о тебе в офисе, буду думать о тебе, когда станет невмоготу, буду знать, что спрячусь в тебе.
Если бы кто-нибудь пару лет назад сказал мне, что я буду думать о пижаме, мечтать о пижаме, спешить к пижаме, получил бы колкую колючку про «чушь прекрасную несли». Как же чуден в своем многообразии и полон сюрпризов этот серый ненавистный мир!
А вот кукукать гаджетами мне не надо. Звук это отвратный вонзается куда-то в область позвоночника острыми осколками. Он из офиса, из реала, из бизнеса. Он про чьи-то проблемы, про чье-то желание выдавить меня до дна, наступить на меня, как на тюбик, чтобы всё, до самой капли утекло кому-то, кому это от меня нужно. Не подойду, не открою, не прочту. Ждите…
Усилие над собой и свинцовое тело падает на пол, в планку прямо рядом с кроватью. Это называется «сила воли»? Стой, девочка, стой, не смей сдаваться! Да, больно, да, не слушается тело, не гнется – тяни, тяни, тяни! Иначе оно тебя утянет! Еще немного, терпииии, потом турник, а потом можно есть. Сахар… Где-то ведь дома наверняка есть сахар, хоть конфеты какие-нибудь, или ложечка мёда. Нет? Тогда, фен, зеркало, шкаф с мешковатыми платьями, косметика, и в офис к конфетам и кофе. В такси будет минут сорок, чтобы спрятать диагноз, чтобы до вечера «казаться».
«ЧЁРНАЯ стрелка проходит циферблат,
Быстро, как белка, колёсики спешат,
Хлещут минуты среди забот и дел,
Идут, ИДут, ИДУт, ИДУТ…»
И я иду, на больных своих, налитых свинцом ногах, и в моей свинцовой груди тяпается кое как налитое свинцом сердце. Анатомический зоопарк кусков меня, управляемый моим мозгом, как марионетки ни верёвочках нервных окончаний, в каше из боли в каждой клеточке.
Я знаю, что со мной, и на ловушку: «попейте таблеточки полгода, потом отмените и всё пройдёт» больше не поддамся.
Пижама, я скоро, и в тебе я уверена – ты меня дождёшься! Вернусь из «казаться» и снова буду «быть».

Махоша 2019